Александр Ушаков, вице-президент Всероссийской федерации самбо, председатель Всероссийской и Международной комиссии боевого самбо, г. Москва
— Александр Федорович, какое первое слово Вы сказали в жизни?
— Мама. Конечно, мама. Но мои дети сказали первое слово папа. Почти все. У меня их шестеро. И папа для них тогда еще был авторитетом.
— В школе как обстояли дела с русским?
— Вы знаете… Мы же учились в советской школе, и всегда был страх перед русским языком. Столько правил, исключений, причастные обороты, спряжение глагола, суффиксы, окончания. Это же один из сложнейших языков в мире. Конечно, мы панически боялись делать ошибки. Я когда поступал в институт, нам сказали: «Вы спортсмены, вам надо написать полторы страницы и максимум допустить две ошибки». А тема была «Каким видом спорта занимался Владимир Ильич Ленин»…
— А он занимался?
— Ну, пришлось высасывать из пальца. Шахматы, пеший туризм, охота, рыбалка. Это как бы виды спорта. И я где-то запятую пропустил, не поставил, поэтому была четвёрка. Но вообще при поступлении я набрал высший балл!
— Александр Генис - филолог, писатель – считает, что правила можно в школе изучать факультативно. Гораздо важнее научить детей писать стихи, рассказы, чтобы они чувствовали речь, понимали, как она устроена. Согласны?
— Нет. Я считаю, что правила обязательно нужно учить, запоминать и штудировать. Без этого никак. А что касается стихов, я - «за»! Потому что, скажем, в 17-м, 18-м, 19-м веках, это золотой век русской литературы, каждая дама имела свой альбом, куда кавалеры писали стихи. И такие люди, как Пушкин, Лермонтов, они тоже писали дамам стихи. Не было никакого исключения. И уровень культуры был высокий в обществе. Я сейчас столкнулся с тем, что многие наши бывшие чиновники издают свои сборники стихов. Никогда раньше не писали, а сейчас появилось время, появились внуки, настроение. Ко мне пришёл внук Сталина Владимир Кузаков. И тоже на старости лет стал выпускать свои стихи. Я собираю все эти книги с дарственными надписями.
— Сами пробовали писать?
— Я в студенческие годы писал и стихи, и песни. У нас тогда было целое течение в Институте физкультуры – Клуб самодеятельной песни. Мы проводили концерты, приглашали бардов. Очень сильно увлекались этим. Каждое лето – слёты. Слушали Высоцкого, Окуджаву, естественно – Визбор. Я очень любил Александра Ткачёва. Он малоизвестный, но у него уникальные вещи.
— О чем были ваши стихи?
— Я писал на злобу дня. Допустим, о наших полетах в космос. Дело в том, что я заметил – как только запускали ракету, погода портилась. Была солнечная, ясная, и вдруг начинались дожди. Так было и в 61-м году. Уже распустились почки, а как полетел Гагарин – пошёл мокрый снег! Потом летом запускали Титова, Терешкову… И всех летом почему-то. Ты тянешься к солнцу, к речке, хочешь погонять футбол. Ни фига. Плюс 12. На тебя надевают пальто, и иди, броди по лужам в резиновых сапогах. До сих пор такая история. Вот я об этом написал.
— Ещё интересно поговорить про студенческий фольклор. Прозвища, шутки, всё это…
— Во-первых, я ходил в шляпе, которую привёз с Крыма. Она стоила 3 рубля 60 копеек! В такой же шляпе Брежнев посещал Кубу, и я немножко его пародировал. Когда ездили на картошку, ходил там в трусах и в шляпе. Так и закрепилось за мной – Шляпа.
А что касается фольклора… Каждая фраза перерабатывалась. Однажды Саша Яковлев спросил на анатомии: «Тамара Петровна, а что, мозги из мышц состоят?» Над ним ржали все 4 года. А поскольку у Яковлева была очень красивая фигура, часто спрашивали: «А почему он такой? Такая фигура». Мы говорили: «Да у него мозги из мышц состоят!»
— Для вас русский язык – это…
— Это живой организм! Он постоянно меняется. Открываешь словарь Даля или словарь Ушакова и понимаешь, что тогда люди говорили на другом языке! Внедрились компьютерные технологии - язык поменялся. В 53-м году выпустили заключенных из лагерей, язык тоже поменялся, добавилось много фени. Мы сейчас можем не понимать терминологию многих слов. Как Пушкин, допустим, говорил: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил». «Уважать себя заставил» - тогда означало помереть. Помереть. Понимаете? Заставил себя уважать. Но мы-то понимаем совсем по-другому.
Я однажды говорил с поэтом Юрием Ряшенцевым. Оказывается, такая история в любом языке. Он по заказу Академии наук переводил стихи с французского. Они были написаны на старой, французской фене. И каждое слово там означало совершенно другое. Переведёшь дословно, получится полная ерунда. Всё это очень интересно.
— У Вас есть любимые слова в русском языке?
— В русском языке у меня все слова любимые. Ну как? Это кладезь! У меня был друг, талантливый парень, тяжеловес. Как борец не очень, но он рисовал хорошо, и вообще был талантливый и замечательный. Окончил психфак МГУ. Одна моя знакомая говорит: «Лёха хороший парень, но верблюд». А он такой наивный, флегма. И это так было точно! Так подчеркнуло его! Хороший парень, но верблюд. Мы долго ржали над этим выражением.
— А есть слова, которые Вам не нравятся?
— Их масса. Всех не перечислишь. Я очень не люблю, когда чиновники начинают говорить непонятными словами о понятных явлениях. Стагнация и всё такое. Морочат людям голову.
— Какие слова без сожаления изъяли бы из русского языка?
— Быдло и чмо.
— Когда человек говорит с ошибками, Вы спокойно относитесь или поправляете?
— Нет, я достаточно спокойно отношусь. Никого не поправляю и не люблю, чтобы меня поправляли. Я раньше всё время забывал, как правильно «звОнят» или «звонЯт». И придумал для себя фразу – «я с тобой свяжусь по телефону». Очень выручает.
Я когда работал в Спорткомитете, наши начальники специально взяли женщину, кандидата наук из Института русского языка. Она правила им речи. Все доклады отдавались на вычитку этой даме. И стало вообще супер! Чиновники из Спорткомитета РСФСР заговорили на литературном языке! Очень интеллигентная женщина. Она сидела напротив. Мне сказали: «Шурик, ты у нас образованный, вот мы вас в этот угол засунем».
— У Вас есть слова-паразиты?
— Конечно! Так сказать! Ты хочешь выиграть время и говоришь: «Ну, так сказать». Но я практически от этого отделался уже. А у нас был ректор в Институте физкультуры, он на одном заседании кафедры 46 раз сказал «так сказать, понимаете, естественно». Люди считали.
Их много… паразитов. Я вчера с дочкой разговаривал по телефону, она спрашивает: «Папа, ты куда ездил?» Я говорю: «В Кстово». Она: «В смысле?» Я говорю: «В прямом». «А что, ты мне денег не оставил?» Я говорю: «Не успел». Она: «В смысле?» Я говорю: «Какой ты ищешь смысл вот в этом? Скажи мне, пожалуйста?»
Но особенно не нравятся слова-паразиты, которые идут из нецензурной, не формальной лексики. Это раздражает жутко. Мы с одним товарищем ездили в Киргизию. У него любимое слово банально. То есть через каждое слово – банально. Это так раздражало! Значит, три дня мы были вместе, и я был готов убежать на край света, потому что всё банально. Вроде офицер МВД, занимает большую должность, а вот так.
— Александр Фёдорович, а как Вы относитесь к русскому мату?
— Вы знаете… Бывает. Я в крайних случаях, когда мне хочется наказать рабочих или хочется оскорбить взяточника-гаишника, я просто посылаю и уезжаю. У нас же Петр I, в наших краях, где я сейчас работаю… Он бил рабочих палкой. И я понимаю, почему и за что. За головотяпство, за разгильдяйство. Очень тяжело иногда сдержать эмоции. Я выливаю из себя вот несколько этих выражений, и они меня успокаивают.
Тот же Сергей Есенин, он знал большие матерные обороты Петра I. Он единственный, кто знал. Один включал в себя 256 слов матерных. Слова не повторялись. А большой оборот был более 500 слов. Слова тоже не повторились. То есть насколько эта культура была развита.
— А в спорте мат часто применяется?
— Возьмем такой вид, как синхронное плавание. Может, я расскажу маленький секрет, но успехи нашей сборной команды по синхронному плаванию и сборной команды по художественной гимнастике основаны в том числе на применении нецензурной лексики в тренировочном процессе. 40 минут на тренировке девочки слушают мат. Это вводит их в рабочее состояние.
Что касается самбо. Я за всех говорить не могу. Школ много, и везде свои традиции и способы общения, но… вот так шутить с самбистами, это, честно говоря, довольно опасно. Вас могут неправильно понять, могут запустить через бедро передней подножкой. Подстрахуют, конечно, но будет шок.
— Вообще, мат – это…
— Слова дьявола. Когда человек находится в жуткой обстановке, он произносит только слова, которые идут от дьявола. Как рассказывал мой тренер, преподаватель Евгений Михайлович Чумаков, прошедший войну, в рукопашных схватках на полях сражений никто не кричал «Ура!», не кричал «За Сталина!». Там шёл сплошной мат. И немцы очень боялись русского мата, потому что они знали, что если люди находятся в таком состоянии, это всё, это будет страшный и смертельный бой.
— Сложно, конечно, представить, но, допустим, Вы воевали и дошли до Рейхстага. Что написали бы на нём?
— Дошли…
— А на обложке своих мемуаров?
— «В борьбе за народное дело он был инородное тело».
— Это заголовок?
— Да.
— А расскажите о самбистском сленге…
— Он тоже постоянно меняется. Не меняются только названия основных приёмов и характеристики техники – Неубивайка, Нежданчик, Обратка, Кочерга, Мариванна, Ядвига. По Харлампиеву у нас 10 тысяч приёмов! Мы как-то говорим ему: «Анатолий Аркадьевич, нет 10 тысяч приёмов в самбо». Он легко выходил из ситуации: «10 тысяч вариантов!» Сосчитать это, конечно, невозможно.
— Энциклопедиями, словарями пользуетесь?
— Допустим, я купил Большую английскую энциклопедию. К счастью, один приятель ее переиздал. Я говорю своим: «Дети, вот откройте, научитесь пользоваться». А то звонит дочка из Праги. Она два года училась в Англии, сейчас поехала учиться в Прагу. Звонит и спрашивает: «Папа, кто такие коммунисты?» Я офигеваю. Ей уже 19. Человек учился за границей. Ещё она путает Первую и Вторую мировую войну. Это меня ужасно всё удручает. Ребёнок становится не русским человеком, а человеком мира, который не помнит своего родства.
— В этом есть хорошая сторона?
— Пока что я не вижу ничего хорошего.
— Когда дети росли, в семье наверняка появились новые слова, выражения…
— Конечно. Они же сочиняют язык. Допустим, едем на горнолыжном курорте, детям по пять лет, и вторая дочка говорит: «А мы поднимались на подъёмнике, а потом спускались на спускёмнике?». То есть на ходу придумала. И тяжело ей возразить. Вы на каких иностранных языках говорите? - На английском. Достаточно, чтобы объясниться. Нас ведь даже готовили в переводчики на Олимпиаду-80. Спецгруппа, 10 часов английского в неделю. Многие не выдерживали этой «пытки» языком, уходили. А я прозанимался до конца. На Олимпиаде, правда, не работал, но в жизни потом пригодилось.
— Как вы считаете, основная проблема русского языка сегодня… Какая?
— Компьютерная проблема. Компьютерный сленг. Это упрощение, смс-сообщения. Язык теряет свою литературность, певучесть, красоту и приобретает такой звуковой, дельфиний статус. Коротенькое сообщение, и человек всё понял. С одной стороны, это хорошо, но, как сказал Антуан де Сент-Экзюпери: «Достаточно услышать народную песню 15 века, чтобы понять, как низко мы пали». К сожалению, в языке мы деградируем. И с этим надо как-то работать. Это должно стать национальной идеей - сохранение русского языка, его развитие.
— Зато, как говорится, научились выражаться коротко и ясно.
— Это – да! Я очень не люблю словоблудие. Когда из пустого в порожнее переливают, сути никакой. Это очень сильно раздражает. И есть такое бандитское выражение из 90-х – разборки. Вот я жутко не люблю разборки. Когда люди приходят и начинают тебе какую-то прогонять телегу о том, что хорошо, а что плохо. Я всегда говорю: «Что ты хочешь? Можешь сформулировать?» «Ну, я… вот там, как бы так сказать». «Подожди. У меня в бизнесе всегда два вопроса: что ты можешь и что ты хочешь? Всё». «Как? Так просто?» Я: «Да, так просто. Дальше – это всё детали и словоблудие». Также я не люблю, когда интеллигенты часами говорят ни о чем. Сидят с бутылкой водки, курят… Но они так проводят досуг. Я понимаю.
— Вы оказывались в таких компаниях?
— Да, оказывался, но я в них не задерживался. Мне неинтересно говорить ни о чём. У меня большое хозяйство, поэтому нет времени с ними терять время.
— А «ни о чем» это примерно о чём?
— Затрудняюсь ответить. Это настолько всё неконкретное, умозрительное. Какое-то витание в облаках. Я им так и говорю: «Ребята, ваши разговоры ведут к смерти, Вы заходите в блуд».
— В каких случаях слова не нужны, как вы считаете?
— Раньше, когда девушка начинала что-то говорить, тарахтеть, что-то там: «Т-т-т-т». Я прерывал: «Любимая, довольно слов. Достаточно одного взгляда». Ну, чтобы заткнуть её просто.
— Сетевая культура вам интересна? Стишки, цитаты, статусы?
— Я очень люблю, когда присылают всякие философские выражения, анекдоты, смешные картинки. Мне нравится. В этом есть какой-то позитив. Лирика перешла в телефон.
— И последний вопрос. Назовите слова, за которыми, на Ваш взгляд, зашифрована вся суть современного мира?
— Так ёмко охарактеризовать очень сложно. Кто-то жалуется на чиновников, кто-то - на милицейский беспредел, на экономический кризис. Другим важ но, что леса страдают, дороги плохие. Везде есть свои такие моменты. Но я бы вспомнил актуальную во все времена фразу Салтыкова-Щедрина: «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались».
Из журнала «Время самбо». Екатеринбург, март 2017 год. Текст Юлия Шаманаева.